ЮНГ И ПАУЛИ:
ВСТРЕЧА УНИКАЛЬНЫХ УМОВ
(Эта работа представляет пересмотренный вариант
статьи «Юнг и Паули: тонкая асимметрия», опубликован-
ной в Журнале аналитической психологии: The Journal of
Analytical Psychology 40 (1995): 531-53)
Последователи швейцарского психиатра К. Г. Юнга больше
знают о бессознательном Вольфганга Паули, чем о его достиже-
ниях в науке и обычной жизни наяву. «Психология и алхимия»
Юнга (описание «проблемы индивидуации» и «нормального
развития... личности с высоким интеллектом») знакомит специ-
алистов по глубинной психологии со сновидениями нобелевско-
го лауреата, но не с его профессиональным гением. Между тем,
ученые, продолжающие поиски Паули в области природы и ос
нов материальной Вселенной, мало знают о том, как специалист
по квантовой физике погружался в глубины своего бессознатель-
ного, о его увлечении точками пересечения и линией разграниче-
ния материи и психики, и о его сотрудничестве с Юнгом, об их
исследовательских связях, кажущихся акаузальными.
В свою очередь, многие из тех, кто знаком с исследованиями
Юнга в области психики, не всегда готовы воспринять то, как он
развивает параллели между психическим процессом и матери-
альной матрицей, в которую встроено психическое. Недостаток
научного опыта и понимания работ Юнга могли стать для его
последователей причиной того, что попытки Юнга прибегнуть к
эмпирическим методам, его стремление к алхимическим метафо-
рам, поиск аналогий между физикой и психическими механизмами
казались читателям надуманными, отклоняющимися от темы или
неоправданно усложненными. Однако Юнг продолжал изучать
физические и мыслительные эксперименты алхимиков, проявляя
стойкий интерес к открытиям современных ученых. Юнг последо-
вательно придерживался убеждения, что непременным условием
фундаментальности, обоснованности, релевантности и значимости
его исследований должно стать их соответствие как истории мыс-
ли, так и контексту современных научных дисциплин.
Письма Юнга и Паули предлагают нам проникнуть в самую
суть проблемы с помощью раскрываемой в переписке информа-
ции, ценной как для аналитической психологии, так и для кван
товой физики, — пусть даже на первый взгляд может показаться,
что эти две сферы научной мысли не имеют ничего общего. Про-
исхождение Вселенной и ее обитателей всегда рассматривалось
религией и естественными науками с противоположных точек
зрения. Взгляды религии и психологии на природу бытия, в свою
очередь, частично совпадают. Наука традиционно ищет фунда-
ментальные, объективные и универсальные факты, подтверждая
свои выводы и измеряя внешнюю реальность посредством экс-
периментов. Психология же, предполагая в своих динамических
формах и диаметрально различающихся оценках как нормы, так
и аномалии, в первую очередь обращается к субъективному опы-
ту и индивидуальному постижению.
Психология описывает психическое содержимое с помо-
щью психических средств — таким образом, психика выступа-
ет и субъектом, и объектом, и средой, и посылом, источником
и целью. Вне человеческой психики точки наблюдения не суще-
ствует. Физика, напротив, исследует материальную реальность
— как посредством человеческого опыта, так и, насколько это
возможно, выходя за его пределы. И все же, при создании сво-
их концепций и изобретений она использует психическую среду.
Несмотря на то, что физика использует безличные, несбаланси-
рованные методы и измерения, вопросы и, следовательно, до-
казательства возникают в человеческом разуме, находясь в за-
висимости от него. В этом смысле наше понимание Вселенной,
по существу, антропично. Кроме того, как напоминает нам наш
современник, лауреат Нобелевской премии в области физики
частиц Стевен Вайнберг: «Мы не можем требовать, чтобы все
эксперименты дали разумные результаты» потому, что «по опре-
делению, не существует наблюдателя, который мог бы экспери-
ментировать со Вселенной вне самой Вселенной».
[1]Переписка Паули и Юнга позволит нам прикоснуться к бе-
седе двух великих мыслителей, происходившей на протяжении
двадцати шести лет, в которой они обменивались своими умо-
заключениями в областях знаний, в ХХ веке претерпевших об-
ширные изменения в западной мысли. Оба собеседника стре-
мились расширить границы между известным и неизвестным в
своей собственной научной парадигме. В поисках связи между
наблюдаемым и непознаваемым воображение обоих позволяло
переступить границы как внутри и за пределами их дисциплин,
так и между этими научными дисциплинами. Оба они, кроме
того, умели смирить гордыню ради поиска отправных точек в
прошлом, и имели достаточно самомнения, дабы высказать ри-
скованные предположения о будущем.
Каждый из мыслителей интересовался влиянием конкретного
и специфического на универсальное. Юнг занимался индивиду-
альным опытом: перцепцией и концепцией психики, эмоциями
и воображением в контексте внутренних и внешних реально-
стей. Его внимание было сосредоточено на психическом разви-
тии индивидуума, на том, в какой степени оно взаимосвязано с
повторяющимися и, следовательно, коллективными предраспо-
ложениями и представлениями человеческого опыта. Ему было
особенно любопытно, как образы, созданные психикой, стано-
вятся недоказуемыми, но принятыми убеждениями. Паули пы-
тался доказать теорию о природе мельчайших частиц в посто-
янно расширяющихся энергетических паттернах материальной
вселенной, найти формулы и способы измерения, которые выя-
вили бы прошлое, настоящее и будущее Вселенной. Сосредото-
чившись на фундаментальных элементах мироустройства, кван-
товый теоретик Паули также осознавал влияние специфического
присутствия наблюдателя на наблюдаемое.
Комплементарность
Встреча Юнга (1875-1961) и Паули (1900-1958) произо-
шла в 1930 году. Паули обратился к Юнгу в момент тяжелых
жизненных испытаний и отчаяния в надежде найти того, кто
сможет помочь ему в исследовании его душевных переживаний.
Не будучи аналитиком Паули, Юнг рассмотрел 1300 его снови-
дений и отобрал для изучений первые четыреста из них. За годы
общения знания младшего коллеги стали частью размышлений
Юнга и повлияли на его мышление.
В 1953 году Юнг и Паули опубликовали результаты сопо-
ставления своих идей в работе «Интерпретации природы и пси-
хики», где их концепции пересеклись на комплементарных век-
торах.
«Поскольку феноменальный мир представляет собой сово-
купность процессов атомной величины, то, естественно, чрезвы-
чайно важно выяснить, могут ли — и если да, то как именно? —
фотоны (например) помочь нам получить определенное знание о
реальности, лежащее в основе процессов мыслительной энергии.
... Свет и вещество ведут себя и как отдельные частицы, и как
волны. Эти явления в контексте атомных величин вынуждают
нас отказаться от каузального описания природы в обычной про-
странственно-временной системе и созидать в многомерных про-
странствах вместо него невидимые области вероятности».
[2]Паули? Нет, Юнг.
«Разделение и уменьшение симметрии — вот в чем секрет[1]!
Первое — древний атрибут дьявола. ... Если бы только два бо-
жественных соперника — Христос и дьявол — могли заметить,
что они стали гораздо более симметричными!»
[3]Юнг? Нет, это размышления Паули из письма, написанного
за год до его смерти старому другу и коллеге Вернеру Гейзенбергу.
К моменту, когда Юнг встретил Паули, тот уже почти трид-
цать лет испытывал глубокое влияние работ Уильяма Джеймса,
пребывая под «невероятным впечатлением» от них. В «Прин-
ципах психологии» Джеймс утверждал сосуществование и, воз-
можно, разделение модусов сознания на «верхнее Я» и «ниж-
нее Я», которые, вне зависимости от существования друг друга,
или игнорируя это существование, оказывают друг на друга
комплементарное воздействие. В «Разновидностях религиоз-
ного опыта» Джеймс писал о «поле», направляющем внимание
и поведение, несмотря на неопределенность его границ.
[4] Идеи
Джеймса о психических полях и языке были усвоены Юнгом
при рассмотрении комплементарности составляющих психики.
В процессе работы психиатром в клинике Бургхольцли, Юнг,
пытаясь понять значение ярких образов, возникающих у паци-
ентов с повышенной тревожностью, обнаружил аналогичные
символы в мифологии, философии, религии, алхимии и в истори-
чески сложившихся понятиях естественных наук. Амплифици-
руя содержания этих образов, Юнг начал с последовательного
исследования процесса, в котором (и для которого) они были
созданы психикой. Он утверждал, что сны и автономные фанта-
зии являются взаимодополняющими образами, с помощью кото-
рых психика пытается восстановить или дополнить свои знания
в стремлении к большему осознанию, а в случаях её дисбаланса
или повреждения — обрести равновесие и излечить внутренние
расщепления.
Джеймс также обнаружил и определил комплементарность
физических и глубинно-психологических полей и обратил вни-
мание на соответствие концепции поля в физике с недавно сфор-
мулированной психологической концепцией подсознания. Счи-
тается, что физик Нильс Бор также позаимствовал у Джеймса
термин «комплементарность», с помощью которого сформулиро-
вал принцип комплементарности, охарактеризовав свою филосо-
фию природы.
[5]Юнг, как профессор Цюрихского федерального технологиче-
ского института (Zurich’s Eidgenossische Technische Hochschole)
— ведущего естественнонаучного университета — был знаком с
этой новейшей теорией. Он рассматривал психологию как эмпи-
рическую науку наблюдения, исследования, результаты которой
нуждаются в постоянной переоценке. На протяжении всей своей
жизни он был убежден, что подобно тому, как материя пребы-
вает в постоянном процессе превращения, психика и дух также
должны постоянно подвергаться пересмотру. Развитие физики
как науки и теории Юнга в первой половине ХХ века проис-
ходит как одновременно комплементарное и симметричное. В
исследованиях по ассоциативному эксперименту, опубликован-
ных Юнгом в 1904-1906 годах совместно с Францем Риклином,
психологические комплексы представлены как узлы психической
энергии, каждый из которых обладает своей программой, заря-
дом и резонансом. Существование этих полей в личном бессоз-
нательном релятивизировало сознание и автономию эго.
В 1905 году — названном впоследствии годом Альберта Эйн-
штейна,
annusmirabilis — Эйнштейн, «одновременно работая
над квантовой теорией света и теорией движения малых частиц,
разработал новую теорию пространства и времени, которая те-
перь называется специальной теорией относительности».
[6] Юнг
вспоминал, что он встретил Эйнштейна «в самом начале, когда
тот разрабатывал свою первую теорию относительности ... Его
гениальность как мыслителя ... оказала длительное влияние на
мою собственную интеллектуальную работу»
[7]. В Тавистокских
лекциях Юнг вспоминал: «Я был в совершенном восторге от
его теории относительности. А вот в математике я не силен ...
Я ушел на какую-то невероятную глубину, на 14 футов, почти
на дно, и почувствовал себя совсем маленьким».
[8] В 1928 году,
получив от Ричарда Вильгельма немецкий перевод китайского
алхимического трактата «Тайна золотого цветка», Юнг сразу
же заинтересовался китайским пониманием времени как кон-
тинуума, в котором определенные его свойства проявляются в
разных местах относительно одновременно. В эссе 1929 г. «Зо-
лотой цветок» и в речи 1930 г., посвященной памяти Вильгель-
ма, Юнг вводит понятие синхронии — параллелизма событий,
не подвластного каузальному объяснению. Чтение алхимических
трактатов привело Юнга к углубленному изучению «всевозмож-
ных противоположностей» и, в конечном итоге, как он написал
спустя двадцать пять лет — к пониманию бессознательного как
процесса.
В книге «Мечты об окончательной теории» Вайнберг от-
мечает, что специальная теория относительности Эйнштейна
1915 года «хорошо вписывается в дуалистический взгляд на
природу: в обычных атомах присутствуют такие частицы, как
электроны, протоны и нейтроны, а также поля, подобные гра-
витационному или электромагнитному полю».
[9] Спустя пять лет
21-летний Паули вместо того, чтобы ощущать эту «14-футовую
глубину», опубликовал свою собственную критику этого тезиса
относительности. Эйнштейн писал:
«Никто, изучающий этот зрелый, величественно про-
думанный труд, не мог поверить, что автору всего 21 год от
роду. Интересно, чем следует восхищаться больше всего:
психологическим пониманием развития идей, уверенностью
математической дедукции, глубоким физическим прозрени-
ем, способностью к ясному систематическому изложению,
полной трактовкой предмета или достоверностью критиче-
В 1926 году, используя матричную механику своего соратни-
ка в науке Гейзенберга, Паули произвел квантовомеханический
расчет уровней энергии водорода. Это была «блестящая мате
матическая демонстрация мудрого использования правил
зенберга и особых симметрий атома водорода ... Никто из ныне
живущих физиков не превзошел его мышления».
[11] Таким обра-
зом, Паули утвердил квантовую механику, которую проще всего
описать как «Изучение поведения атомов и их составляющих.
Квант — латинское слово, означающее множество или связку, а
механика — старый термин для изучения движения. Квантовая
механика — это исследование движения тел, составляющих не-
большие пучки» — в отличие от теории относительности, осно-
ванной на предположении об отдельных частицах.
[12] [13]В двадцать восемь лет Паули занимал кафедру теоретической
физики в Цюрихе. Вместе с Бором и Гейзенбергом он пришел к
новой философии субатомной материи. В 1929 году Паули и Гей-
зенберг представили теорию физики поля, которая стерла различие
между материей и силой. Они описывали и частицы, и силы как
проявления более глубокого уровня квантовых полей, в которых
«не только фотоны, но и все частицы являются пучками энергии
в разных полях ... электроны — это пучки энергии электронного
Между тем, в начале своей карьеры, во время его коротких,
но напряженных отношений с Фрейдом, Юнг противостоял те-
ории влечения на сексуальной основе. К моменту выступления
в Гарварде в 1932 году Юнг определил по крайней мере пять
видов влечений: голод, активность, сексуальность, творчество и
рефлексию. Однако постепенно он пришел к пониманию «либи-
до как психического аналога физической энергии, более или ме-
нее количественного понятия, которое не должно определяться
в качественных терминах ... [или в] преобладающем конкретиз-
ме теории либидо». Позднее он вспоминал в письме к Аниэле
Яффе: «Я больше не хотел говорить об инстинктах голода, агрес-
сии и секса, я хотел рассматривать все эти явления как выра-
жения психической энергии». Он писал: «В физике мы говорим
об энергии и различных ее проявлениях. Ситуация в психологии
точно такая же: мы имеем дело прежде всего с энергией, с мера-
ми интенсивности, с большими или меньшими количествами ... в
различных обличьях. Если мы рассмотрим либидо как энергию,
мы можем принять всеобъемлющий и единый взгляд на него ...
как это представлено в физической теорией энергии.......... Я рас-
сматриваю влечения человека как различные проявления энерге-
14
тических процессов ... силы, аналогичные теплу, свету и т. д.»
Понятие Юнга об архетипах коллективного бессознательно-
го подразумевало, так сказать, суперзаряд, «избыток» энергии,
возникающей из тех «полей» взаимосвязанного опыта, кото-
рые человеческая психика предрасположена воспринимать как
существенные. Для Юнга архетипы являются не структурами,
а «привычными потоками психической энергии», «системами
готовности к действию». Паули называет их «статистическими
законами с первичными вероятностями». Они существуют до и
за пределами единичных персональных данных индивидуального
эго, принадлежащего пространственно-временной связке, и по-
этому еще более релятивизируют эти данные. Позднее Юнг за-
Эйнштейн был первым, кто под-
толкнул меня к мысли о возможной относительности времени,
а также пространства и их психической обусловленности. Более
чем тридцать лет спустя этот стимул привел к моим отношениям
с профессором физики В. Паули и к моему тезису о психической
15
синхронии».
Паули и юнгианский анализ
В своей физике Паули искал единое поле, однако его психи-
ка страдала от фрагментации и разобщенности. За один только
[14] [15]год случились самоубийство его матери, отравившейся из-за ин-
трижки отца, и краткосрочный брак самого Паули с артисткой
кабаре. В возрасте тридцати лет он обратился за помощью к
Юнгу.
В Тавистокских лекциях 1935 года Юнг продемонстрировал
следующий пример сновидений, приводящих к изменениям: «У
меня был такой случай: преподаватель университета, очень од-
носторонний интеллектуал. Его бессознательное активизирова-
лось и пришло в беспокойство. Поэтому оно проецировалось на
других мужчин, которые казались ему врагами: ему было ужасно
одиноко, потому что все, как ему казалось, были против него.
Затем он начал пить, чтобы забыть о своих проблемах, стал
очень раздражительным, и под действием этих настроений начал
ссориться с другими мужчинами ... И однажды его избили и
выбросили из ресторана».
[16]Юнг увидел, что пациент «был переполнен архаичным ма-
териалом». Поэтому он сказал себе: «Теперь я могу провести
интересный эксперимент, чтобы получить этот материал абсо-
лютно чистым, без какого-либо моего влияния, поэтому я его не
трону». Он передал Паули доктору Эрне Розенбаум, «которая
тогда только начинала практику ... Я был абсолютно уверен, что
она не будет вмешиваться». Паули, обладающий острым умом,
обратился к исследованию своего бессознательного с тем же
страстным увлечением, что и к своим физическим наблюдениям.
На протяжении пяти месяцев юнгианского анализа Паули запи-
сал и спонтанно проиллюстрировал сотни своих снов. «Он даже
сам изобрел для себя активное воображение ... Он разрабатывал
проблему вечного двигателя не безумным, а символическим спо-
собом. Он работал над всеми проблемами, которые так любили
средневековые философы».
[17] В течение трех месяцев «он рабо-
тал самостоятельно ... около двух месяцев у него было несколько
интервью со мной ... мне не пришлось много объяснять». Юнг
полагал, что Паули «стал совершенно нормальным и разумным
человеком: он больше не пил, он полностью адаптировался и стал
во всех отношениях нормальным ... у него появился новый фо-
кус внимания и интереса». Тринадцать сотен записей сновиде-
ний Паули Юнг использовал как основу для его исследования
алхимической символики в современной психике. «В конце года
я собираюсь опубликовать подборку из его первых четырехсот
снов, где я показываю развитие только одного мотива».
[18]Физик Ф. Дэвид Пит считает, что оценка Юнгом состояния
Паули после прекращения анализа у доктора Розенбаум была
преувеличено позитивной. Новый «рассудительный» Паули
долго не продержался, и позже он снова чрезмерно пил.
В то время как работа Паули была направлена на «психофи-
зический монизм», его интенсивная внутренняя напряженность,
казалось, проявлялась физически в так называемом эффекте
Паули, когда самое его присутствие заставило лабораторное
оборудование взрываться или разваливаться.
[19] Его внутрен-
ний «монотеизм» и его резкая критическая проницательность,
его острый язык заработали ему титулы «бич Божий», «кара
Божья» и «страшный Паули». Даже на пике личностного рас-
стройства Паули относился к своему положению ученого с такой
строгостью, что его называли «совестью физики». На вопрос,
считает ли он одну статью по физике неправильной, он ответил,
что это слишком любезное название — статья «не является даже
неправильной».
[20] Рассказ Гейзенберга о разговоре 1927 года
доказывает, что Паули в молодости интересовался различиями
между знанием и верой.
[21] Гейзенберг увидел, что за внешней де-
монстрацией критики и скептицизма Паули скрывает глубокий
философский интерес, в том числе и к темным областям реаль-
ности или человеческой души, ускользающим от рационального
понимания. И в то время, как сила очарования, исходящая из
анализа Паули физических проблем, была вызвана в некоторой
степени ясностью его формулировок, остальная её часть проис-
ходила из постоянного контакта с областью творческих и духов-
ных процессов, для которых пока не существует рационального
объяснения.
[22]Для Паули научное творчество включало соображения о пси-
хике. В науке он отдался теории квантовой неопределенности,
согласно которой положение и присутствие наблюдателя меня-
ют восприятие и реальность наблюдаемого. К тезису о том, что
нельзя одновременно измерить волну и частицу, он добавил пси-
хологическое измерение, замечая, что поскольку ученый должен
выбрать, «какой аспект природы мы хотим сделать видимым ...
мы одновременно жертвуем чем-то, ... парное сочетание выбора
и жертвы»
[23].
Паули продемонстрировал ценность интуиции для эмпириз-
ма науки. Как рассказал Вайнберг, физики начала 30-х годов
были обеспокоены явным нарушением закона сохранения энер-
гии, когда радиоактивное ядро подвергается процессу, извест-
ному как бета-распад. В 1932 году Вольфганг Паули выдвинул
предположение о существовании подходящей частицы, которую
он назвал нейтрино, служащей для определения энергии, кото-
рая, как было замечено, теряется в этом процессе. Неуловимое
нейтрино, в конце концов, было обнаружено экспериментально
спустя два десятилетия. Предложить существование чего-то,
что еще не наблюдалось, — рискованное дело, но это иногда сра-
батывает.
[24]В метафизическом полете ума Паули ссылался также на
«формы, принадлежащие бессознательной области человеческой
души», заявив, что «отношение чувственного восприятия и идеи
остается следствием того факта, что и душа, и то, что известно
как восприятие, являются субъектами объективно задуманного
порядка».
[25] Он признал, что понял во сне следующее: квантово-
механической концепции природы недостает второго измерения,
которое было обнаружено им в виде архетипов бессознательного.
Однако мы можем предположить, что он не смог найти свой
путь к изменчивости, «выбору и жертвоприношению», позволив-
ший бы его психике восстановиться в ходе анализа. Паули знал,
что «действительно общая точка зрения должна включать функ-
цию чувствования, так как без чувствования нет смысла или цен-
ности в жизни, невозможно надлежащее подтверждение феноме-
на синхронии». И все же М.-Л. Фон Франц отмечала: позже он
стремился лишь к «философской дискуссии о снах»: «Он написал
мне [и] дал понять, что не хочет анализа; платеж от него не посту-
пил. Я видела, что он в отчаянии, поэтому сказала, что мы можем
попробовать. Трудности начались, когда я спросила его об ассо-
циациях, относящихся к физике. Он сказал: «Как вы думаете, я
собираюсь давать вам бесплатные уроки физики?» ... Стремясь к
чему-то, он не хотел связывать себя. Он был расколот».
[26]Ван Эркеленс предполагает, что Паули пришлось бы подчи-
ниться переносу и глубже отдаться Эросу, чем позволяло «его
внутреннее стремление к развитию единого взгляда на материю
и дух». По каким-то причинам фон Франц и Паули не смог-
ли выстроить доверительные отношения, которые позволили бы
аккумулировать и удержать тот
материал, что открыло бы возможность для пациента сдаться
на волю своего бессознательного и переживаемых отношений с
аналитиком.
Юнг и Паули переписывались, а затем встречались не для
анализа, а для сравнения идей: Паули интересовала теория син-
хронии Юнга, а Юнг способствовал пониманию Паули архе-
типических и коллективных факторов в психике. Благодаря их
контакту, два поля Уильяма Джеймса, к которым обращались
и Юнг, и Бор, снова соединились. Фон Франц пишет, что по-
нятие комплементарности, введенное Нильсом Бором для луч-
шего объяснения парадоксальной взаимосвязи между волнами
и частицами в ядерной физике, также может быть применено к
взаимосвязи сознательных и бессознательных состояний пси-
хического содержимого. Этот факт был обнаружен Юнгом, но
разработан Вольфгангом Паули.
[27]Квантовая физика и алхимия
«Квантовая механика и специальная теория относительности
почти несовместимы, — пишет Вайнберг, — и их примирение в
квантовой теории поля наложило мощные ограничения на то, как
частицы могут взаимодействовать друг с другом».
[28] По мнению
Пита, Паули понимал это так: «на квантовом уровне вся при-
рода кружится в абстрактном танце» и делится на две группы,
«согласно тому, участвуют ли они в танце асимметричном или
симметричном». Это послужило основанием для большого тео-
ретического вклада — принципа запрета Паули, указавшего на
сильнейшие табу и ограничения в поведении частиц. Его «поня-
тия симметрии в квантовой области» объясняют, почему части-
цы с одинаковой энергией всегда отделены от друг друга. «Это
исключение частиц из энергетического пространства друг дру-
га ... возникает из ... абстрактного движения частиц в целом».
Именно тогда «лежащая в основе картина всего танца оказывает
глубокое влияние на поведение каждой отдельной частицы».
[29]Проще говоря, у двух электронов в атоме никогда не может быть
одинакового набора квантовых чисел.
Наличие одного электрона удерживает другой электрон с
теми же квантовыми числами от слишком близкого контакта,
заставляет электроны в атоме выстраиваться в ряд энергети-
ческих уровней и препятствует стеканию электронных стеков в
квантовое состояние самой низкой энергии. Только таким обра-
зом множество электронов вписываются в одну орбиту до того,
как квантовые числа удваиваются. Таким образом, правило Па-
ули требует, чтобы, при наличии еще одного электрона, который
можно было бы разместить на атомной орбите, он находился бы
на отдельной орбите. Этот прорыв в техническом понимании
возвращает нас к алхимии, так как принцип исключения предла-
гает основу для структуры периодической таблицы химических
элементов. Это, в свою очередь, формирует осознание наукой
алхимической цели.
Только в 19 и в атомном веках людям удалось научиться пре-
вращать одни элементы в другие. Такие процессы металличе-
ской трансмутации заключаются в изменении числа протонов в
атомном ядре основных элементов. Если превращать железо в
золото, то к 26 протонам его ядра нужно добавить 53 протона,
поскольку элемент золота несет в своем ядре 79 протонов.
[30]Симметрия
Существует еще одна тонкая и глубокая связь между инту-
итивными, в чем-то неуклюжими, исследованиями алхимии и
работами Паули, основанными на использовании симметрии и
ее эффектов. Симметрия — это подвижная и переменная концеп-
ция, используемая в различных областях, включающих эстетику,
математику и физику, и применяемая к объектам, категориям и
законам. Она может описывать симметрии предметов — граней,
кристаллов, кубиков соли, а также принципы внутренней симме-
трии, которые «конструируют некую семейную структуру в на-
боре возможных частиц»
[31] и «симметрии, которые действительно
важны в природе», а также симметрии законов, которые гласят:
«Когда мы вносим определенные изменения в точку зрения, из
которой наблюдаем явления природы, законы природы, кото-
рые мы обнаруживаем, не меняются». Таким образом, «принцип
симметрии — это просто утверждение, что что-то выглядит оди-
наково с разных точек зрения».
[32] Но в математике, связанной с
Паули, «симметрия — это не вещь, это трансформация. Однако,
в отличие от прежней трансформации, симметрия объекта — это
трансформация, которая, видимо, оставляет его неизменным».
[33]«Симметрия также утверждает, что все элементы системы могут
трансформироваться — вращаясь или отражаясь в зеркале — без
принципиального изменения и поэтому «становятся воплоще-
нием истины и красоты».
[34] Симметрия подразумевается в таких
алхимических обозначениях, как это: «Ибо есть один камень,
одно лекарство, к которому ничего не добавляется и которое не
уменьшается, за исключением того, что устраняются излишки».
Это более четко выражено в девизе: «как в горних сферах, так и
в дольних; как внутри, так и вовне».
Алхимики мысленно и физически стремились к последующим
этапам соединения между парами, сцеплениями (pairs, couplings)
и асимметричными симметриями, — как в физических экспери-
ментах, так и в поисках внутреннего равновесия в психике. Их
цель состояла в том, чтобы обеспечить самые чистые, совершен-
ные, наиболее содержательные физические субстанции, а также
внутреннее объединение психических элементов. Их мотив за-
ключался в копировании или имитации изначального единства,
когда все было потенциальным в уме создателя, прежде чем оно
рассеялось в четырех направлениях, разделилось на четыре эле-
мента и дискретные формы.
Алхимики обращались к симметрии всех видов противопо-
ложностей, простираясь в своих исследованиях как назад, так и
вперед. Симметрия в физике работает с различной степенью де-
тализации и сложности в механической относительности Ньюто-
на, в теории относительности пространства-времени Эйнштейна
и в квантовой механике. Вайнберг отмечает, что с точки зрения
современной физики, квантово-полевая теория Гейзенберга и
Паули «расположена на пути чего-то универсального — того,
что мы называем законами природы ... теория, которая позволит
нам описать силы — гравитационные, электрослабые и сильные,
взаимодействующие, и поэтому существующие».
[35]Алхимики играли со своими сульфидами, ртутью и солями
для повторного разложения элементов, дабы обеспечить себя
образами для размышления в поиске равновесия между душой,
духом и телом. Физика частиц имеет дело с тысячами чисел,
причастных к свойствам известных в настоящее время элемен-
тарных частиц. В то время как сознательное намерение является
полностью физическим, а не психологическим, принцип симме-
трии осуществляет поиск «красоты простоты и неизбежности
— красоты совершенной структуры, основанной на логической
жесткости, красоты всего, что сочетается, не изменяясь».
[36] [37]Из точки зрения Юнга на склонность психики к упорядо-
чиванию, мандальной схеме компенсации, следует, что в своей
попытке разобраться с внутренней разобщенностью Паули, как
ученый, пришел к понятию объединяющего принципа. Для Па-
ули симметрия была архетипической структурой материи. По-
добно тому, как алхимики искали в материи субстрат реально-
сти, он пришел к убеждению, что элементарные частицы сами
по себе не могут быть конечным уровнем реальности. По мере
знакомства с алхимией, как с психофизическим единством, Па-
ули наблюдал lumennaturae, свет природы или «дух в материи»,
увиденный Парацельсом и Юнгом. «Вместо поисков конечного
уровня природы в элементарных частицах, Паули полагал, что
материальный уровень является проявлением чего-то более глу-
бокого, UnusMundus(Единый мир), который также является
областью симметрии», откуда происходят разум и материя, ре-
37
лигия и наука.
Достигнув пятидесяти лет, Паули пришел к выводу, что для
разработки единой основы современной физики и глубинной
психологии «помимо физики, психологии и нейтрального языка
необходим четвертый элемент — Эрос».
[38] Он определял физи-
ческое знание как место встречи внутренних психологических
образов и внешних фактов.
[39] Это согласуется с мнением, что «та
же самая реальность, которая рассматривается изнутри и снару-
жи», описывается алхимией, глубинной психологией, физикой,
поскольку «мы в значительной степени посвящаем себя тому же
предмету, этому неизвестному живому фактору ... влияющей
силе в материи, которую, за неимением лучшего имени, мы те-
перь называем бессознательным.
[40]Проводя исследования в своей области, Юнг пришел к опре-
делению психики, как единой силы, содержащей многоплановые
перспективы, «множественность внутри единства». Он все чаще
рассматривал психическую энергию как большое поле, происхо
дящее из одного источника с двумя дополняющими друг друга,
но не несовместимыми каналами — сознательным и бессозна-
тельным. Они существуют между субъективным и объектив-
ным, возникающим из континуума разума и материи, способные
лишь частично наблюдать самих себя, и эту сферу психического
бытия Юнг стал называть «психоидом». Подобно тому, как Па-
ули воспринимал физическое знание, определяя его как область
соприкосновения внутренних психологических образов и внеш-
них фактов, Юнг расширял свое видение от психической сторо-
ны к спектру материи. Включение субъективности в квантовое
наблюдение рассматривалось как дополнение к утверждению
Юнга об «объективной реальности архетипов».
[41] Юнг ценил
понимание А. Мейером «параллелизма психологических и физи-
ческих объяснений», посредством которого взаимодополняющие
отношения рассматриваются не только внутри психологии и фи-
зики, но и между ними в «подлинной и настоящей комплемен-
тарности».
С 1946 года Юнг еще больше усовершенствовал свою кон-
цепцию архетипа как бессознательного, то есть находящегося вне
психической целостности и, следовательно, психоидного. Она
также транспсихична постольку, поскольку является «не чисто
психической, но настолько же физической по своей природе».
Как непознаваемый структурирующий элемент в коллективном
бессознательном, она также формирует порядок акаузальных
событий.
[42] [43] [44] Материя и разум, действуя объективно и субъек-
тивно, дополняют друг друга в своей структуре и, уже на пси-
хоидном уровне, отражают друг друга. Далее, как писал Юнг
в своем последнем крупном труде, «мы не знаем, может ли то,
что на эмпирическом плане мы рассматриваем как физическое,
в неизвестном, выходящем за пределы нашего опыта, быть тож-
дественным с тем, что на этой стороне границы мы отличаем от
физического, называя психическим... Они могут быть идентич-
ными где-то за пределами нашего настоящего опыта». Он также
ожидал результатов от дальнейших исследований: «Микрофи-
зика прокладывает путь к неведомым областям материи, как и
комплексная психология продвигается в неизвестную сторону
психики. Обе эти науки ... приносят свои результаты ... и обе
разрабатывают концепции, способные выявлять удивительные
аналогии».
Синхрония
В своем совместном труде Юнг и Паули представили прин-
цип синхронии. Он предполагает, что неразрушимая энергия
имеет двойственное отношение к пространственно-временному
континууму: с одной стороны, существует постоянная связь че-
рез эффект, то есть причинность. С другой стороны, существует
непостоянная связь через условность, эквивалентность или зна-
чение, которое само является синхронией.
[45] [46] Для физика уравне-
ния являются не объективно точными отражениями материаль-
ной реальности, а структурно точными отношениями-связями.
Для Юнга синхрония имеет смысл только тогда, когда индивид
испытывает ее. Это создает еще одну «взаимосвязь комплемен-
тарности между возникновением или прекращением синхронных
явлений и влиянием бессознательного или сознания человека,
46
переживающего синхронию».
Синхронные события непостоянны, спорадичны и произволь-
ны, поскольку зависят от архетипической ситуации, активизирую-
щейся в психике наблюдателя. В случайном, но осмысленном вос-
приятии сближения внутренних и внешних событий — создания
или восприятия связи между внутренним переживанием и обра-
зами, воспринимаемыми извне — человеку порой передается ощу-
щение его участия в «актах творения во времени». Это похоже на
религиозное переживание, которое основывается на личном опы-
те, подобном опыту древних египтян и американских индейцев.
Для Пита открытие Паули «абстрактного узора, скрытого
под поверхностью атомной материи и определяющего его по-
ведение некаузально,» связывает принцип Паули с физической
основой синхронности: «Подобно тому, как Эйнштейн добавил
время в пространство, чтобы создать гораздо более глубокую
концепцию пространства-времени, Юнг предложил дополнить
причинность, добавив не-причинную, некаузальную связь. Не-
которые паттерны, как он утверждал, связаны немеханическими
способами, формирующими «беспричинный порядок», ... его за-
кономерности несут скрытый смысл и проявляются как в разуме,
47
так и в материи».
Что касается внепсихической «психоидной сферы», которая
«образует мост к материи», Юнг связывал акаузальную упоря-
доченность с квантово-физическим обретением импульса и энер-
гии без «классического определения точного местоположения в
пространстве и времени».
[47] [48] Его формулировка взаимодействия
между бессознательным и сознательным следует алхимическому
образу
coniunctio(союзы — лат.). Его личные образы пред-
ставлены совокупляющимися королём и королевой, что должно
было привести к мысли о чередовании позиций сознательного и
бессознательного. Этот символ можно рассматривать как пси-
хическую аналогию с утверждением теории неопределенности о
том, что волна и частица постоянно накладываются друг на дру-
га, хотя только один из этих объектов может быть воспринят и
измерен в один момент времени. Если исходить из этого сравне-
ния, проникновение бессознательного в сознание подобно пси-
хическим волнам, проявляющимся в узловых точках как частицы
сознания.
Аналогия и метафора
Можно сказать, что, в то время как фрейдистские метафоры
психодинамики относятся к механическому жанру девятнадцато-
го века, в юнгианской интерпретации психики, задействовавшей
алхимию и физику частиц, появляются метафоры шестнадцатого
и двадцатого веков. Использование редуктивного подхода для
объяснения наследственных закономерностей созвучно с ньюто-
новским миром причин и следствий. Когда бессознательное вос-
принимается как предвосхищающее эго и способное оказывать
компенсирующее воздействие на сознательные переживания,
эго существует в относительности пространства-времени. Когда
комплексы оказываются жизненно важными стимулами в навяз-
чивом инстинкте, подавляющей эмоции, архетипической иден-
тификации, мы можем определить концепцию поля квантовых
пучков. Но верны ли эти аналогии, или это только причудливые
метафоры?
Теоретик Джулиан Джейнс ставит под сомнение актуаль-
ность использования психологией научной метафоры. Он ссы-
лается на «заблуждение в наших рассуждениях» и «огромный
исторический невроз». Психология обладает многим из перечис-
ленного. И одна из причин того, что история науки имеет важное
значение для изучения психологии, состоит в том, что это един-
ственный способ выбраться из подобных интеллектуальных за-
блуждений и преодолеть их.»
[49] Он утверждает, что «каждый век
описывал сознание в терминах образов своего внешнего гешталь-
та. В золотой век Греции, когда одни люди обладали свободой
передвижения, а работу выполняли рабы, сознание было так же
свободно, как и это ... огромное пространство, границы которо-
го... невозможно объять. Как писал Августин, среди кавернских
холмов в Карфагене он был поражен «горами и холмами моих
высоких фантазий», «равнинами и пещерами моей памяти».
[50]Джейнс называет первую половину девятнадцатого века
«веком великих геологических открытий ... Это привело к по-
пуляризации идеи о слоистой природе сознании». Затем «в се-
редине девятнадцатого века химия, как модная наука, сыграла
значительную роль в геологии, а сознание ... оказалось сложной
структурой, которую следовало анализировать в лаборатории
... Подобно паровозу, двигающемуся по своему пути, ... под-
сознание превращается в котел с готовой вырваться энергией
Затем Джейнс отмечает, что «когда повсюду обсуждались по-
разительные успехи физики частиц», когда «твёрдая материя
растворялась в чистых математических отношениях космоса»,
это казалось психологам похожим на ту же нефизическую двой-
ственность, которая присутствует в отношения индивидуумов
осознающих друг друга.
В отличие от критики Джейнса, Артур Кёстлер считает, что
«все решающие успехи в истории научной мысли можно описать
с точки зрения ментального перекрестного оплодотворения меж-
ду различными дисциплинами».
[51] [52] А для культурного критика
Джорджа Штайнера «даже недозволенная метафора, термин,
заимствованный, хотя и неправильно понятый, могут быть важ-
ной составляющей процесса воссоединения. Весьма вероятно,
что науки будут генерировать все большую часть наших мифов и
образных ссылок».
[53] [54] Даже Джейнс признает, что «понятия на-
уки — это все ... абстрактные понятия, порожденные конкрет-
ными метафорами. В физике мы имеем понятия силы, ускорения
(для увеличения своих шагов), инерции (изначально ленивого
человека), противодействия, сопротивления, полей, а теперь и
54
очарования».
«До сих пор я утверждал, — пишет Штайнер, — что до сем-
надцатого века сфера языка охватывала почти весь опыт и реаль-
ность. Сегодня она включает более узкую область. Язык больше
не выражает и не может быть использован для точного опре-
деления всех основных способов действия, мысли и чувствова-
ния. Большие области значения и практики теперь принадлежат
к таким невербальным языкам, как математика, символическая
логика и формулы химических или электронных связей».
[55]И наоборот, секции физики, математики и астрономии в
книжных магазинах содержат сегодня такие названия, как «Бо-
жественная частица: если Вселенная — ответ, каков же вопрос?»,
«Разум Бога»; «Ужасная симметрия: Бог — это геометр?»
Для Юнга «общий фон микрофизики и глубинной психоло-
гии» является столь же физическим, как и психическим, и поэ-
тому «ни то, ни другое, а третья вещь — нейтральная природа,
которую можно, в лучшем случае, уловить в оттенках, поскольку
в действительности она трансцендентальна».
[56] Паули пытался
«найти новый язык, который мог бы сделать скрытое измерение
в природе доступным для интеллекта ... нейтральным по отноше-
нию к различиям между психикой и материей ... из физических и
математических символов, в своих сновидениях». Он упоминал
себя как «радиоактивное ядро», а в письме 1950 года к Эмме
Юнг он описал синхронные явления как «радиоактивность».
[57]Симметрия и асимметрия
Несмотря на его веру в то, что физика находится на стадии
перехода к более полному пониманию, собственная привязан-
ность Паули к симметрии почти доминировала над Самостью.
Фон Франц полагает, что он пришел к «вере в симметрию как
форму Бога», как стабильную и неизменную. Паули считал, что
симметрия — также называемая «двурукостью»[2], проводя ши-
рокую аналогию с двусторонней симметрией человеческого тела,
— структурировала основные силы в природе. В ответ на выска
занное предположение о нарушении лево-правосторонней сим-
метрии при слабом взаимодействии, Паули констатировал: «Я
не верю в это», подкрепив свое высказывание заявлением, что он
готов поспорить на большую сумму. После того, как новый тезис
был доказан, Паули предложил корректировку: «Меня шокиру-
ет не столько тот факт, что Господь предпочитает левую руку, а
тот факт, что он по-прежнему обращается к симметрии левого
и правого в своих сильных проявлениях........ Почему столь силь-
ны взаимодействия симметричного правого и левого?»
[58] Через
двенадцать лет после присуждения Нобелевской премии Паули,
награда 1957 года досталась Чжэндао Ли и Чжэньнин Янгу за
демонстрацию того, что если бы Вселенная отражалась в зерка-
ле, то режим слабого взаимодействия не был бы одинаковым.
Паули также испытал разочарование, когда его основанная на
симметрии унифицированная теория элементарных частиц была
плохо принята коллегами. Паули отступил и, возможно, из-за
вызванного этим разочарования, возможно, из-за необратимой
болезни, в 1958 году этот человек, говоривший о «радиоактив-
ности» Самости, умер от быстро прогрессирующего рака.
Несмотря на фундаментальное различие между физикой
и психологией, встреча умов Юнга и Паули вновь объединила
мыслительные и научные заключения в области серьезной ал-
химии, а также комплементарности, возникшей из философии
Уильяма Джеймса. Они связали древние вопросы и современ
ные теории и эксперименты, внутренние мыслительные поиски
глубинной психологии и внешний взгляд научного исследования.
Фон Франц полагает, что «если мы все-таки сможем встре-
титься, то это произойдет по той причине, что в точках перехо-
да психологии к другим областям науки — если это возможно
— мы не обнаружим никаких фундаментальных противоречий.
Психология, если она не поспевает за выводами других наук, не
кажется мне хорошей психологией».
[59] Мы легко можем увлечься
широкой аналогией, но, несмотря на кажущуюся нам волшеб-
ством магию, видимую нами в мифологии и в особенностях ал-
химического opus (делания — лат.), их интуитивные догадки о
происхождении и потенциале материи для ее трансмутации были
реализованы с использованием мастерски разработанной техно-
логии. «Пренебрежение ученых конца XIX века к алхимикам
заметно уменьшилось после открытия происходящего в природе
превращения элементов».
[60]Но даже ненаучный ум, «придавленный», подобно Юнгу,
математикой современной науки, может войти в резонанс с те-
кучестью процесса, описанного в современной биологии, иссле-
дованиях мозга, химии, астрономии и теоретической физики.
Каковы некоторые из «выводов», с помощью которых можно
«идти в ногу»?
Алхимики воображали поступательное слияние через союзы
между парами, которые были одновременно похожи и не похо-
жи. В данном тезисе утверждается, что «материя и антиматерия
не являются зеркальными отражениями друг друга, обнаружи-
вая тонкую асимметрию».
[61] Ученые полагают, что без асимме-
трии Вселенная была бы невозможна: если бы Большой взрыв
породил одно и то же количество материи и антиматерии, они
бы уничтожили друг друга при контакте. Аристотель и запад-
ные алхимики выделяли четыре элемента: землю, воздух, огонь
и воду. Сегодня ученые говорят о четырех силах: гравитации,
электромагнетизме, сильном взаимодействии, удерживающем
протоны и нейтроны, и слабом взаимодействии, благодаря ко-
торому происходит ядерный распад (электромагнетизм и слабое
взаимодействие соединяются в электрослабом взаимодействии
Алхимики размышляли о женских солях и мужских серах, свя-
занных ртутными искрами. Современные теории обращаются
к электрослабой и квантовой хромодинамике сильного взаимо-
действия, состоящей из кварков (термин, взятый другим нобе-
левским лауреатом в области физики, Мюрреем Гелл-Манном,
из «Поминок по Финнегану» Джойса), удерживаемых «глюо-
нами». Так называемая «калибровочная теория» основана на
симметрии, которая для многих физиков, изучающих частицы,
является «воплощением истины и красоты». Целью алхимиков
было достижение интеграции, имитирующей первоначальное
единство. В поисках фундаментального единства науки некото-
рые ученые пытаются объединить силы и гравитацию в кванто-
во-гравитационных теориях, которые, наконец, дадут нам некий
сплав квантовой механики и общей теории относительности.
Ученые полагают, что для каждой частицы, о которой извест-
но, что она существует, существует и дополнительная частица,
которую еще предстоит обнаружить. В революционной теории
суперсимметрии фермионы (частицы, составляющие материю) и
бозоны (которые передают силы), рассматриваются, как облада-
ющие глубинной симметрией. Таким образом, каждая известная
частица может иметь относительно массивного суперсимметрич-
ного партнера (или «спутника») и зависит от «констант взаимо-
действия», которые являются показателями мощности сил. «В
теории супергравитации частицы, передающие гравитацию, из
вестные как гравитоны, имеют суперсимметричных партнеров,
называемых гравитинами».
[62]Суперколлайдеры, необходимые для достижения единой тео-
рии, пришлось бы строить с окружностью длиной в одну тысячу
световых лет (Солнечная система имеет окружность протяжен-
ностью в один световой день). Такие сосуды оказались бы неиз-
меримо большими по размеру, чем алхимические реторты. И все
же современные термины, используемые в поиске Prima materia
(первичной материи — лат.) «причудливо» роднят науку с алхи-
мическим языком синтеза, используемым при описании воссое-
динений связанных энергий, представляемых как солнце и луна,
король и королева, кобель и сука.
Алхимики связывали уровни реальности с помощью учения о
«знаках» и через воображаемые соответствия. Аналитики всма-
триваются в психику в поисках скрытых связей между формами
опыта, поведения и релятивизации связей между сознательным
и бессознательным. Физики фантазируют о суперструнах, ко-
торые, в некотором смысле, окружают Вселенную и генерируют
все силы в природе — в гравитационных струнах, пронизываю-
щих двадцать шесть измерений. Говорят, что их колебания при-
водят к появлению квантовых свойств, которые «могут сливаться
и отделяться, подобно взаимодействующим частицам; их геоме-
трическая природа может стать релятивистской».
[63] Алхимики
соперничали друг с другом, превращая менее ценные металлы в
золото и приближаясь к пониманию «unus mundus» (мир единый
— лат.) с помощью своих размышлений о противоположностях в
сильном притяжении и отталкивании. Летом 1999 года я писа-
ла, что конкурирующие, мощные ускорители вступают в жаркую
напряженную гонку, чтобы найти «Божественную частицу», бо-
зон Хиггса, который, как полагают, представляет собой «уни-
версальный даритель тяжести» и наделяет массой все составля-
ющие материи. Бозон Хиггса может быть слишком тяжелым для
бозона, но он может быть столь же легким, как 109 миллиардов
электрон-вольт, что несколько меньше веса атома серебра. Его
создание требует столкновения двух обычных частиц. С помо-
щью множественных сталкивающихся частиц бозон Хиггса мог
бы объяснить удельные массы отдельных частиц.
Начиная с 1946 г., Юнг называет транссознательные архети-
пы психоидными, т. е. транспсихическими, постольку, поскольку
«по своей природе» они являются «настолько же психическими,
насколько и физическими».
[64] Они содержат все коллективные
шаблоны для концептуализации человеческого опыта, включая
те «феноменологические содержания разума», которые Юнг
признал проявляющими определенные и, по всей видимости, за-
кономерные архетипические паттерны.
В своем тезисе о «замороженных случайностях» комплекс-
ный теоретик и лауреат Нобелевской премии в области физики
Мюррей Гелл-Манн, первооткрыватель кварков, элементарных
частиц атомного ядра, пользуется тем же подходом к физическо-
му миру, с помощью которого Юнг разрабатывал свои очевидно
полноправные психические архетипы. «Выразительная слож-
ность Вселенной — это краткое описание её закономерностей.
... [Она] получает лишь небольшую часть от фундаментальных
законов. Остальное исходит из многочисленных закономерно-
стей, вызванных «замороженными случайностями». Это слу-
чайные события, чьи конкретные результаты имеют множество
долгосрочных последствий, каждое из которых связано общим
происхождением».
[65]Гелл-Манн утверждает:
«Некоторые такие случайности могут приводить к дале-
ко идущим последствиям. Характер всей Вселенной изменен
случайностями, произошедшими, когда она начала расши-
ряться ... Долгосрочные последствия такого события могут
принимать характер закона на любом уровне, кроме осново-
полагающего. Законы геологии, биологии или психологии че-
ловека могут происходить от одного или нескольких ампли-
фицированных квантовых событий, каждое из которых могло
бы завершиться иначе».
[66]Юнгианцы считают, что архетипы «контаминированы» и не-
отделимы друг от друга. Физики, изучающие асимметрию, гово-
рят о клеточных автоматах, в которых состояние каждой клетки
определяется состоянием ее ближайших соседей или «теорией
петли-пространства».
[67] «Физик Дэвид Бом описывает непозна-
ваемое голодвижение или поток, в котором волновые функции
являются физическими, подобно классическим силовым полям,
направляющим частицы. Согласно его теории можно с уверен-
ностью вычислить положение всех частиц и квантово-механиче-
скую волновую функцию, тогда как старая теория является неде-
терминированной.
[68] Некоторые теоретики находят схему Бома
более доступной, чем «суперпозиции» квантовой механики, рас-
сматривающей мысли как не-факты, и где волновые функции,
представляющие состояния физических систем, являются мате-
матическими объектами.
[69] Нелинейная динамика так называе-
мой «теории хаоса» — в которой детерминированные причины
могут иметь случайные эффекты и которая связана с нерегуляр
ностями и кажущимся отсутствием шаблонов, — предлагает свои
соблазнительные и убедительные аналогии.
В момент, когда я пишу это, количество элементов перио-
дической таблицы, названных и «созданных», приближается к
120. Физики также обнаружили так называемый верхний кварк
Гелл-Манна, последний из шести фундаментальных строитель-
ных блоков природы. Подобно неуловимым сцинтиллам алхими-
ков и разрушенному гомункулу Гёте из игрищ Эгейского моря в
«Фаусте», они «захвачены» лишь на долю секунды.
Физики и астрофизики устанавливают точные характеристи-
ки неуловимых нейтрино Паули. Подобно скрытым подвижным
искрам, взаимодействие которых с обычной материей едва раз-
личимо, нейтрино обнаруживаются только в высокоточных уско-
рителях или прослеживаются с помощью мощного телескопа,
обращенного на далекие галактики. Только в 1999 году, спустя
шестьдесят семь лет после того, как Паули доказал их реаль-
ность, японские ученые смогли обнаружить их существование и
определить массу. Как говорили алхимики: «Бывают огненные
искры Мировой Души, то есть света природы, рассеянные или
разбросанные по всей ткани великого мира во всех плодах эле-
ментов, повсюду».
Как в качестве внутреннего процесса, так и в виде внеш-
него усилия алхимия была сосредоточена на достижении unus
mundus через таинственные союзы души-духа-тела с миром, как
это было в начале времен. Один алхимик спросил: «Зачем го-
ворить о многообразии материи? Сущность естественных вещей
— едина, и едина природа, которая подчиняет всё». Современная
физика и астрономия не связаны с интровертированным или не-
материальным спектром. Они ищут теории, которые «выполнят
обещание осветить огненное рождение Вселенной, когда одна
высшая сила, возможно, ненадолго воцарилась, [и] ... также из-
вестны как теории всего».
[70] [71] [72] Один алхимик писал: «Искры уже
были в хаосе, первичная материя в начале мира».
Паули искал и исследовал симметрии. Китайцы говорили
об инь и о Воспринимаемом в Дао. Древние египтяне чтили бо-
гиню Маат, как олицетворение всеобщего порядка, способную
всё измерить и уравновесить. Навахо рассказывают о Матери
Перемен с ее пучками растений, воссоздающей творение в про-
странстве-времени. Современные математики пишут: «Да, Бог
— геометр, но никогда не забывайте: у него это выходит лучше,
чем у нас».
Гейзенберг отметил высказывание Паули, в котором он упо-
минает о «богословах, с которыми я состою в архетипическом от-
ношении враждебного брата», но, тем не менее, он продолжает
«борьбу с Единым». Паули заявил, что в случае, если ни рациона-
лизм, ни мистицизм не будут достаточно сильны, не остается ни-
чего другого, кроме как подвергать себя тем или иным усиленным
противостояниям и их конфликтам. Именно так ищущий способен
более осознанно пройти внутренний путь к спасению.... Я рассма-
триваю стремление преодолеть противоположности, включающие
также соединение, охватывающее как рациональное понимание,
так и мистический опыт единства, с помощью мифа, произноси-
72
мого или не произносимого в наши дни и в наше время».
Соединение и расхождение
Паули всю свою жизнь занимался наукой, философией и ре-
лигией. Высказывая сомнение в том, что человеческое общество
может существовать, жестко разграничивая науку и веру, моло-
дой Паули считал, что «все это обязательно закончится слезами
... Центральный порядок является частью субъективной, а также
объективной сферы, и это кажется мне гораздо лучшей отправ-
ной точкой».
[73] За несколько месяцев до смерти Паули сказал
гностическому ученому Жилю Квиспелю, что, хотя он мог при-
нять «Бога гностиков»... «Я никогда не мог принять существова-
ние Бога как личности. Никакое подобное Существо не могло бы
вынести страдания человечества». По словам Квиспела, Паули,
стоя на пороге смерти, в поисках смысла своей жизни пришел
к утверждению своей еврейской традиции.
[74] Возможно, потреб-
ность Паули в симметрии не позволила ему охватить реальность
тонкой асимметрии или нарушенных симметрий. Но Паули все
еще выступает как центральная фигура в истории науки и, благо-
даря своему партнерству с Юнгом, в истории психологии.
Как пишет современный поэт:
Я слишком часто влачу бремя тех, чья работа - это
исцелять внешние раны,
которые, как случайные совпадения,
видимые следы безвестных принципов.
Физик сказал это, а не медиум.[75] Юнг не отвергал мудрость, накопленную до эпохи Просве-
щения, и не рассматривал психологию как область, направлен-
ную на себя самого, полученную только из наблюдения личных
симптомов и поведения. Он обращался к племенным мифам,
классической мифологии, гностицизму, алхимии, наиболее важ-
ным интуитивным теориям. Он обратил внимание на физиоло-
гию и химию, математику и физику. Он основал то место, где его
психика была в покое, в «великой единой теории» unus mundus.
Паули также был привлечен к этому единству, но, похоже,
не обрел душевного спокойствия. Паули не ожидал, что понятия
бессознательного «будут развиваться в узких рамках их терапев-
тического применения, но что их слияние с общим потоком науки
при исследовании явлений жизни имеет для них первостепенное
значение».
[76]По словам фон Франц, Паули заключил: «Юнгианская пси-
хология должна быть преобразована в философию».
[77] Здесь
Юнг и Паули разошлись. Юнг видел психическое либидо как
относящееся к мане, «значению» и чувственной функции. Это
«конкретная ценность, но также и ограничение психологии ...
Неопределенность значений заставляет нас выйти за пределы
науки ... к мифу. Это неизбежно приводит к антиномии и за-
темнению научной ясности ... потому что нам приходится иметь
дело с человеческой личностью в целом». В конечном счете,
«значимый, но довольно расплывчатый язык мифа оказывает-
ся, в представлении [Юнга], более подходящим для описания
психологических фактов».
[78] [79] Соответственно, Дэвид Бом считал,
что «образы важны ... как ключевой канал связи между более
древним эмоциональным мозгом и более интеллектуальным не-
окортексом».
В своих попытках связать эмоции и интеллект, интуицию и вос-
приятие, образ и концепцию Юнг и Паули оказались в длинном
ряду тех гуманистических и умозрительных философов и тех реф-
лективных и протонаучных экспериментаторов, которые представ-
ляли себе основные взаимосвязи — «симпатий», «соответствий»,
«подписей» — среди различных составляющих Вселенной. Сегодня
они употребляются в дискурсах ученых многих традиций.
Паули и Юнг — несмотря на их асимметрию в области чув-
ственной связи с психологической материей — обладали миро-
восприятием, связывающим их как с передовыми теоретиками,
так и с древними алхимиками. Юнг ценил добровольную жертву
ради личной трансформации, которые алхимия объединяла с Та-
инством. Паули признавал, что, в отличие от алхимических те-
зисов, в физике наблюдатель не трансформируется, потому что
«дар пожертвования» — это не часть его самого, а часть внеш-
него мира». Но сегодня неврологи, такие как Жерар Эдельман,
продолжают задавать психологические и экзистенциальные во-
просы о наблюдателях: являются ли они предметами, почему их
можно соотносить и классифицировать с другими предметами,
что происходит, «когда мы сами наблюдаем наблюдателей»:
«Эйнштейновские и Гейзенбергианские наблюдатели, бу-
дучи встроенными в свои собственные измерения, по-преж-
нему психологически прозрачны. Их сознание и мотивы не
нужно принимать во внимание, чтобы практиковать физику.
Ум остается удаленным от природы».
[80]Он предполагает:
«Сама материя может рассматриваться как возникающая
в результате процессов обмена энергией. В современной нау-
ке материя была переосмыслена в контексте процессов. Раз-
ум не воспринимался как особая форма материи. Так, разум
— особый вид процесса, зависящий от специальных механиз-
мов материи, — и это фундаментальная позиция, которую я
занимаю».
[81]Математики спрашивают, являются ли симметрии вну-
тренними образцами природы или артефактами человече-
ского восприятия. И отвечают на это, что человеческий мозг,
как часть природы, подчиняется законам природы и, следо-
вательно, может развиться, чтобы обнаружить шаблоны, ко-
торые действительно существуют».
[82]По утверждению некоторых физиков, «каждый день мы ну
ждаемся в новых подходах к построению новых образов приро-
ды». Вот еще мнение: «Преобразование науки в богослужение
— удручающее зрелище». Между тем, «изучение истории науки
не требует морального оправдания, но, если бы это было так, оно
могло бы учить смирению».
[83] А современный лауреат Нобелев-
ской премии отмечает, что даже «квантовая теория поля небез-
опасна». Мы вряд ли получим правильные ответы, пока не при-
близимся к пониманию ответов».
[84] Юнг добавляет свой прогноз:
«Только будущее может сказать, что может значить психология
для других естественных наук и, в частности, для физики».
[85]Математический «выход» из препятствий на основе теории
симметрии Паули, «который представляет собой несоответствие
между четырьмя силами, связан с взаимодействиями, происхо-
дящими при более высоких энергиях, изменяющих силу и ди
«Выход» из дилеммы о взаимодействии
между материей и психикой при более высоких энергиях требует
настойчивости, осознания и пытливости к невидимым моделям
— тех самых качеств, которые Юнг и Паули разделяли с древ-
ними алхимиками и передовыми учеными.
Юнг однажды написал, что, когда «будущие поколения об-
ратятся к нашей психологии, им будет интересно узнать, что мы
имели в виду». Он и Паули восхищались возможностями че-
ловеческого разума и также осознавали, что все человеческие
воззрения должны ставиться под сомнение. Они вполне могут
повторить строки современной английской пьесы «Копенгаген»,
в которой Нильс Бор говорит о Вернере Гейзенберге:
«Мы снова поставили человека в центр мироздания. ...
Все началось с Эйнштейна. Он показывает, что измерение
— измерение, от которого зависит всякая возможность нау-
ки, — это не объективное событие, происходящее с беспри-
страстной всеобщностью. Измерение — это действие челове-
ка, производимое с определенной точки зрения во времени и
пространстве, с одной конкретной точки зрения возможного
наблюдателя. Затем здесь, в Копенгагене, за те три года в
середине двадцатых, мы открыли, что не существует точно
определенного объективного мироздания. Что мир существу-
ет только как серии приближений. Только в пределах границ,
очерченных нашим к нему отношением. Только посредством
разума, приютившегося в голове человека». (Майкл Фрейн
Копенгаген Перевод В. Э. Оршера
http://yanko.lib.ru/books/perevod/Kopenhagen.htm )
[86]
